Помни о смерти

Я был с людьми, которые, умирая, оглядывались на свое прошлое и говорили: «Все это было пустым, зачем оно было нужно? Каждое удовлетворение миновало. Ничто из того, что осталось из прошлого, не помогает мне чувствовать себя более целостно, более завершенно. Ничто из того, что я делал, не готовило меня к этому мгновению. Поэтому теперь, когда приближается моя смерть, я сомневаюсь, что моя жизнь вообще имела какой-то смысл».

Стивен Левин

Мытарства и спасение души

Капила сказал:

— Точно гонимые ветром облака, летят заключенные в плоть души над бездонной вечностью, понукаемые всемогущим временем.

В облике Времени Господь повергает в прах все усилия смертного. Скорбью устлан путь того, кто грезит о счастье в сиюминутном мире.

Сбитая с толку игрой света и тени, душа старается не думать о том, что плоть и ее принадлежности, как дом, земля и имущество, обречены на погибель. Великий обман внушает несчастной душе, что окружающие образы будут существовать всегда.

В каком бы теле ни воплотилась душа, ей уже отмерена ее доля наслаждений. И в короткие мгновения радости она не будет сожалеть о том, что оказалась заточена в темнице лживой действительности.

Даже угодив в ад, душа не желает расставаться со своим, обреченным на смерть телом, ибо умудряется находить островки удовольствий посреди моря страданий.

Дом, жена, дети, скот, друзья и имущество удерживают душу в плену обмана, создавая у несчастной образ благополучия.

Дабы защитить накопленное и обеспечить пропитанием родню, усердный стяжатель вершит самые неблаговидные поступки и всю жизнь тешит себя надеждами, которым не суждено сбыться.

Сердце свое он отдает в распоряжение женщине, которая пленит его любовными словами и ласками. И в ее клятвах верности он находит отдохновение от тревог и умиляется невинным лепетом своих отпрысков.

Среди родни его царят ложь и коварство. Чтобы стяжать счастье, мирянин вынужден причинять боль ближнему.

Добывая средства к существованию, смертный принужден творить зло. И терпя лишения ради близких, отказывая себе в житейских радостях, он мостит себе дорогу в ад, порою так и не отведав сладких плодов своих усилий.

А когда честным трудом он не получает желанного, то, снедаемый завистью, покушается на чужое имущество.

Как жалок несчастный, что тщетно силится прокормить ненасытное свое семейство! Ни днем, ни ночью не знает он покоя — зловещий образ позорной нищеты мерещится ему всюду.

Стоит кормильцу ослабеть силами, как жена и дети начинают тяготиться им, как расчетливые крестьяне своим старым волом.

Но отец семейства не теряет присутствия духа, надеясь, что исцелившись, он обретет искреннее уважение тех, на чьем иждивении проживает ныне. Старость безобразит его лик, и смерть зловещей гостьей все чаще является ему во снах.

Так старый цепной пес, пущенный на волю, не идет со двора, ибо хозяйские объедки ему слаще меда свободы. Ничто не радует немощного калеку, постоянные унижения делаются ему привычны.

В смертный час жар изнутри распирает несчастного так, что глаза его выкатываются наружу, глотка забивается слизью, дыхание сбивается в надрывный хрип.

Лежит он одинок со своею болью на смертном одре, окруженный нетерпеливой роднею. И силится выразить им свои мучения, но жизненные силы уже покинули его, и откровения его слышатся родичам невнятным стенанием.

Жалка участь человека, кто жил, как любо себе, и уповал на свое семейство. В великом разочаровании покидает он здешний мир, порой даже не узнавая тех, ради кого отдал жизнь и свободу духа.

В последний миг пред дальней дорогою ему являются свирепые, не ведающие жалости посланцы вершителя судеб Ямы.

Вперив в страдальца свои медно-красные глаза, они медленно обступают его с баграми и удавками, и он, бессильный совладать с собою, ходит под себя, как малое дитя.

Как преступника, стражи Судьбы вяжут путами прожигателя жизни и тащат прочь из околевшего тела на суд к своему господину.

По дороге его, оцепеневшего от ужаса, рвут в клочья смердящие псы, дабы он осознал, какие страдания причинял при жизни слабым существам. Боль эта пронзает всю его душу, и негде злосчастному укрыться от страшной пытки.

Долго тащат его мучители на судилище под палящим солнцем по раскаленному песку, среди бушующих пожаров, плетьми в кровь раздирая ему спину. Негде ему утолить ужасную жажду, негде укрыться от испепеляющего солнца.

Но случись ему потерять от боли сознание, слуги Смерти плетьми и побоями тотчас приводят его в чувства и подгоняют навстречу к своему могущественному господину.

Мгновения тянутся для несчастного веками. Но по окончании страшного пути в девяносто девять тысяч йоджан мучения его не заканчиваются, а возобновляются с пущей силою.

Сластолюбца сажают на пылающие поленья, так что огонь жжет все его члены разом. Его заставляют есть собственную обгоревшую плоть, спускают на него голодных псов и гиен, что принимаются жрать его заживо.

Шакалы с коршунами раздирают ему внутренности, а он, не способный умереть, с ужасом наблюдает за ними. Змеи, скорпионы, слепни жалят его, летучие кровопийцы сосут его кровь.

Слоны топчут его и рвут на части. Злобные чудовища бросают его в пропасть на скалы, топят в смрадных болотах, заточают безвременно в темных пещерах.

Mужчины и женщины, что жили в блуде и разврате, низвергаются в ады Tамисру, Андха-тамисру и Раураву.

Известно, что на Земле человек может испытать райские удовольствия и адские муки, почувствовать себя небожителем и адовым страдальцем.

После смерти человек, творивший зло ради себя и своего семейства, отправляется в ад и обрекает на страдания своих близких.

Покинув тело, он бредет одиноко во тьму преисподней, и средства, что он добыл при жизни ценою чужих мучений, покрывают ему дорожные расходы.

Tак высшей волею отец семейства отправляется в адовы чертоги, дабы душевными страданиями ответить за зло, причиненное сынам Божьим. Те же, кому неведомы муки совести, обречены страдать телесно.

Кто ради содержания семьи не гнушается злодейством, тот обрекает себя на мучения в самом мрачном из адов — Андха-тамисре.

Лишь пройдя круги адовы и переродившись в низших видах жизни, душа искупает свои человеческие злодеяния и опять рождается на Земле человеком.

Шримад Бхагаватам

Однажды кто-то спросил известного мастера тай-медитации:
– В этом мире, где все меняется, где ничто не остается прежним, где утрата и грусть, кажется, свойственны самой нашей жизни, как в нем может быть счастье? Как мы можем найти безопасность, когда мы видим, что у нас нет никаких оснований надеяться, что вещи будут такими, какими мы хотим их видеть?

Учитель, участливо глядя на ученика, поднял стакан с водой, который был поставлен перед ним в это утро, и сказал:
– Ты видишь этот стакан? Для меня он уже разбился. Я наслаждаюсь им, я пью из него. Он прекрасно держит воду, он даже иногда красочно отражает солнечный свет. Когда я легонько ударяю по нему, он звенит. Но когда я ставлю его на полку, ветер может сдуть его оттуда. Или же я могу локтем столкнуть его со стола, и тогда он упадет на землю и разобьется. Если это случится, я лишь скажу: «Ну вот».

Когда я понимаю, что этот стакан уже разбит, каждое мгновение его существования для меня бесценно. Каждое мгновение таково, каково оно есть, к нему нечего добавить.

Когда мы понимаем, что, как и этот стакан, наше тело уже разбито, что фактически мы уже мертвы, тогда наша жизнь становится бесценной, и мы открываемся перед ней в каждое мгновение ее протекания, какова бы она ни была. Когда мы понимаем, что все наши возлюбленные уже умерли – наши дети, наши мужья и жены, наши друзья, – какими ценными для нас они становятся!

Как мало тогда нам мешает страх и сомнения! Когда мы живем свою жизнь так, словно мы уже мертвы, жизнь приобретает новый смысл. Каждое мгновение становится вечностью, вселенной в себе.

Когда мы понимаем, что уже умерли, наши приоритеты меняются, наше сердце открывается, наш ум начинает выходить из тумана старых привязанностей и предпочтений. Мы видим мимолетность жизни, и главное сразу же становится очевидным: передача любви, отпускание препятствий для понимания, отказ от наших привязанностей и попыток спрятаться от самих себя. Видя беспощадность нашего самоудушения, мы постепенно входим в свет, который у нас общий со всеми живыми существами.

Когда мы рассматриваем каждое учение, каждую потерю, каждое приобретение, каждую радость в их первозданном виде; когда мы все это переживаем полно, жизнь становится для нас приемлемой. Мы не являемся больше «жертвами жизни». И тогда каждое переживание, даже потеря самых дорогих людей, дает нам еще одну возможность для пробуждения.

Если только духовная практика позволяет нам жить так, словно мы уже умерли, наши отношения со всеми, кого мы встречаем, все наши действия становятся такими, словно мы доживаем последние минуты.

Разве в нашей жизни тогда найдется место для старых игр, лживости и взаимных претензий? Если мы живем свою жизнь так, словно нас уже нет, словно наши дети уже умерли, останется ли у нас время и желание на то, чтобы защитить себя и поддержать вековечные иллюзии? В таком случае приемлемой оказывается только любовь, только истина.

Стивен Левин

Что может быть глупее, чем просить удовольствий для умирающего тела!

Шримад Бхагаватам

Чтобы открыться своей подлинной природе, истине бытия, мы должны перестать откладывать смерть.

Принять смерть внутрь себя означает выйти за ее пределы, за пределы того, кто, как нам кажется, умирает. Прийти к безбрежности бытия, о которой многие говорят как о бессмертии.

Так мы можем использовать смерть для того, чтобы выявить все те места, в которых мы прячемся, места, в которых мы не доверяем своему сердцу.

Многие ли из нас могут позволить себе умереть прямо сейчас? Все мы можем умереть, – но можем ли мы умереть полно, просто расширяясь за пределы себя, не пытаясь ничего изменить?

Не пытаясь сделать свою смерть чем-то другим, не произнося исторических последних слов, не превращая последние минуты в сцену из фильма о супермене, а просто сказать «Ах!» и уйти из тела, не держась ни за что.

Все мы находимся в процессе пробуждения. Мы становимся полностью рожденными, когда можем в каждое мгновение умереть для страха и изоляции. Иллюзия отделенности умирает, и на ее месте остается наша бессмертная подлинная природа.

Стивен Левин

Во время обсуждения на семинаре в Калифорнии здание содрогнулось от землетрясения. Поскольку в течение нескольких дней мы говорили только о смерти, можно было подумать, что участники семинара будут готовы отпустить жизнь, что, по-видимому, они должны быть готовы сделать всегда.

Но когда я посмотрел на испуганные лица сотни присутствующих, я увидел на них страх, привязанность и нежелание иметь дело со смертью.

Когда волны ахов и охов утихли, я спросил у группы:

«А что если бы это мгновение оказалось последним в вашей жизни? Что, если бы это действительно было так? Та мысль, которая была тогда у вас в уме, стала бы вашей последней мыслью.

Та самая мысль: „О Господи!“ Предположим, так и случилось. Нас всех уже нет. Никто не воскрес. Вся работа, которую вы сделали до сих пор, чтобы раскрыться, – это все, что вы успели сделать в этой жизни.

Насколько вы несете истину в своем сердце, насколько вы можете отпустить свое имя, свое представление о себе, свою семью – вот мера вашей любви и мудрости, которая будет сопровождать вас там, где вы окажетесь впоследствии».

Стивен Левин

Как много есть людей, которые по пути домой видят свет в зеркальце заднего обзора, слышат визг тормозов, чувствуют удар стали о сталь и в сгущающихся сумерках успевают только подумать «О черт!».

Как много людей умирает со словами «О черт!», а не с именем Бога на устах. Как много тех, чья песня смерти состоит из ругательства «О черт!».

Тибетские буддисты, понимая, что каждый момент жизни может оказаться последним, подчеркивают, что смерть можно использовать как средство для пробуждения.

Многие монахи пьют из чаш, которые сделаны из черепов, взятых на месте сожжения покойников. Многие пользуются четками, сделанными из человеческих костей, чтобы постоянно напоминать себе о смерти.

Ведь они понимают, что в следующее мгновение могут быть мертвы, и тогда больше не будет слов, не будет обещаний завтра стать лучше.

Жизнь становится величественной, когда мы начинаем давать себе отчет в том, что можем не дожить до вечера этого дня.

Наши фантазии, наша убежденность, что мы будем жить вечно, приводят нас в замешательство, когда мы сталкиваемся со смертью. В действительности же, время, которое у нас реально есть, – это сейчас...

Стивен Левин

Старики, живущие в теле, сгибаются под его бременем.
Старики, живущие в сердце, излучают свет.

Друзья, устремляйтесь к истине, пока вы живы.
Погружайтесь в переживания, пока вы живы!
Думайте, размышляйте, пока вы живы,
Ваше спасение возможно еще до смерти.

Если вы при жизни не развеете иллюзий,
Думаете ли вы, что после смерти
В этом вам помогут духи?

Когда говорят, что душа присоединится к блаженным
Только потому, что тело распадается, —
Не верьте.
Как вы чувствуете себя сейчас, так будет и тогда.
Если вы не найдете ничего сейчас,
Закончив свои дни, вы окажетесь
В Городе Мертвых.

Если же сейчас вы сольетесь с божественным в себе,
В следующей жизни у вас будет лицо того,
Чьи желания удовлетворены.

Кабир говорит: когда ищут Гостя, находит Его
Только сильное желание Его увидеть.
Посмотрите на меня, и вы увидите раба этого желания.

Кабир (в передаче Блая)

Созерцание смерти побуждает нас отказаться от своей уникальности. Сам факт смерти, необходимости оставить этот мир позади, дает нам возможность видеть, что у нас есть возможность отпустить все, что задерживает поток.

Или вы будете пытаться взять с собой свою уникальность? Будет ли для вас смерть борьбой и трагедией? Созерцание смерти может быть использовано как возможность – и даже как способ – оставить нашу уникальность позади и растворить ее в том, что называется всеобщим.

Когда вы умираете, у вас возникает чувство таяния, которое может быть то медленным, то быстрым, – и это чувство пугает людей, которые желают держаться за то, что они о себе думают. Но оно приносит радость тем, кто стремится выйти за пределы обусловленного ума.

Для некоторых смерть – это великое посвящение, возможность отпустить себя еще глубже. Перед лицом смерти ваши ценности обнажаются. Если вы стремитесь контролировать вселенную, выжать из нее все, что можно, тогда вы устремляетесь за объектами своего желания и теряете контакт с бессмертием. Возможно, именно это имел в виду Иисус, когда говорил: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит» (Мф. 16, 26).

Страх будет блокировать мудрость и единство, доступные нам в ходе переживаний. Но если вы стремитесь к истине больше, чем к чему-либо другому, смерть даст вам еще одну возможность отпустить контроль, слиться с тайной.

Фактически, те, кто кажутся нам наиболее живыми, – это те, кто дорожат истиной больше, чем жизнью. Но если истина – главное, смерть отступит, и останется только истина.

Стивен Левин

Готовь себя к смерти, продолжая открываться жизни.

Стивен Левин

«Помогай живым, уповай на мертвых».

"Живые" и "мёртвые" - буквально одно и то же. Все, якобы, "живые" люди - точно такие же мертвецы, как и те, что лежат на кладбище.
Я - присматривающий за кладбищем - за шатающимися, болтающимися мертвецами, зомби.
Помогать кому и в чём? Помогать мертвецам? Помогать им шататься, болтаться? Помогать им найти потерянный гроб (постоянное место жительства)? Помогать им вернуться на историческую родину - на Небо?


«Knock, knock, knockin' on Heaven's door»

Из издания 1475 года.

Вы желаете никогда не разлучаться с супругой и родными,
Но разлука неизбежна.
Вы желаете никогда не расставаться с родным кровом и ложем,
Но расставание неизбежно.
Вы желаете вечно наслаждаться благополучием, счастьем и богатством,
Но их утрата неизбежна.
Вы желаете никогда не разлучаться со своим человеческим телом,
наделенным всеми свободами и дарованиями,
Но смерть неизбежна.
Вы желаете постоянно слушать Дхарму [из уст своего] благородного гуру.
Но разлука с ним неизбежна.
Вы желаете никогда не расставаться с лучшими друзьями,
Но расставание неизбежно.
Отныне вооружитесь усердием, ибо настало время отправиться
В Обитель Великого Блаженства.
О друзья, всем сердцем ощутившие разочарование в сансаре,
Так наставляю вас я, не ведающий Дхармы нищий.

Лонгченпа

Луиджи Конкони (1852–1917)
«Час пробил», ок. 1893-96

Прямо сейчас Владыка Смерти прилагает все усилия, чтобы побыстрее забрать вас к себе, а вы в это самое время отвлечены на бесполезные мирские дела. Жители Тингри, начните уже практиковать Дхарму!

Memento Mori, дерево, Германия, 18 век